За березовыми книгами - Страница 10

А Ленечка удивленно пожал плечами и изрек бесспорную истину:

— Зачем я буду спать на полу, когда столько свободных кроватей?

Остальные мальчики сдвинули койки к одной стене, сняли с них матрасы и прочее, устроили себе на полу постели и улеглись все подряд.

Утром Миша оглушительно продудел «подъем» в свой кулак-рожок. Все умчались во двор на утреннюю зарядку; я повернулся на другой бок и задремал. Не успел я забыться, как все девочки с пронзительным визгом, хлопая дверью, влетели в нашу спальню.

— Доктор спит, не видите, что ли! — крикнул на всю комнату Вова.

— Он нам так нужен, — с дрожью в голосе ответила одна из девочек.

Я сразу понял: они прибегали узнать, скоро ли я встану, и, наверное, хотели еще раз замолвить словечко за свою подругу. Они снова затопали босыми ногами мимо моей койки и выскочили в коридор.

Делать нечего, приходится вставать.

Я неторопливо оделся, умылся в сенях из рукомойника и вошел в соседнюю комнату.

За длинным столом сидели все наши и, собираясь завтракать, о чем-то возбужденно разговаривали. Как только я вошел, все моментально стихли.

Я поздоровался; мне сдержанно ответили и сказали, что бабушка-сторожиха любезно предоставила для медицинского осмотра свою комнату. Мы пошли: бабушка впереди, потом очень бледная Галя, потом я, потом Танечка как консультант.

Николай Викторович кинул мне вслед:

— Вы не очень-то ей верьте, учтите: она врет больше, чем все наши девочки, вместе взятые.

— Пожалейте девчоночку, — улыбаясь, прошептала сморщенная бабушка-сторожиха, закрывая за нами дверь.

Выслушивая Галю, я понял, почему школьный врач запретила ей идти в поход. Дело было не только в безопасном «функциональном» шуме в сердце. Просто девочка была слабенькая, малокровная, узкогрудая. Да ведь таким-то туристский поход особенно полезен. К сожалению, не все врачи это сознают. Правда, меня несколько смущала Галина простуда — сильный насморк. Но Галя давала честное пионерское, что насморк у нее начался только вчера «от сильных переживаний», как она старалась меня уверить.

И я решился: буду за Галей следить, и вернется она из похода неузнаваемо окрепшая.

Я сделал нарочно сердитое лицо и заворчал:

— Не мочить ног, не бегать босиком, не перегреваться на солнце, не ходить в мокрой одежде, без моего разрешения не купаться.

Галя, глядя на меня своими лучистыми, безмерно счастливыми глазами, покорно повторяла:

— Обещаю, обещаю…

Мы вернулись к своим. Они по-прежнему сидели за столом; перед каждым была миска. По нашим сияющим лицам все тотчас же догадались, как решилась Галина судьба.

Какими ликующими криками и смехом встретили нас ребята, иные девочки даже повскакали с мест и бросились обнимать подругу.

— Ура-аа-а! Галя с нами пойдет! — закричал Миша.

— Николай Викторович, у меня колбаса может испортиться, — неожиданно сказала Галя.

— Ах, да-да-да! Ты хвасталась, у тебя колбаса мировая, — засмеялся Николай Викторович.

Миша и Вася бросились к вещам, сложенным в кучу, выкопали снизу коричневый рюкзак, бесцеремонно залезли в него. Гриша стал резать колбасу.

— Николай Викторович, а деньги у меня возьмете? — попросила Галя.

— А как же! Давай сюда десятку, а семьдесят копеек оставь себе на мороженое.

Насупившаяся Лида между тем раздавала манную кашу из ведра.

— Вам каши побольше положить?

— Да, пожалуйста, — ответил я и протянул миску Лиде.

Манную кашу я вообще очень люблю, а сегодня она имела такой заманчивый кофейный оттенок.

Но когда я проглотил первую ложку, то понял происхождение этого оттенка. Каша безнадежно подгорела, и вторая ложка застряла на полдороге между миской и моим ртом.

— Вот видишь, доктор тоже морщится. — Николай Викторович гневно взглянул на Лиду.

Взглянул на Лиду и я. Она была вся пунцовая. Я пожалел оплошавшую дежурную и через силу начал есть.

Все ребята молча жевали один хлеб.

— За такой завтрак надо строгий выговор, — проворчал Гриша.

— Я не виновата, что электроплитка… никогда в жизни… — Голос Лиды задрожал, она готова была разрыдаться.

— Пока не доедите каши, не встанете из-за стола. Что это такое — колбасу за две минуты, а кашу и не начинали? — повысил голос Николай Викторович. — Имейте в виду, каша стынет и с каждой минутой делается все более невкусной.

— Девочки, давайте есть, ничего не поделаешь, — вздохнула Лариса Примерная и наклонилась над миской.

Кое-кто, бурча себе под нос, тоже стал шевелить ложкой в каше. Со всех мест послышалось негромкое позвякивание ложками. Первой встала Лариса Примерная. Лицо ее одновременно выражало и страдание и самодовольство. Дескать, посмотрите на меня, какая я хорошая, я силком заставила себя проглотить такую невкусную кашу.

В конце концов, грустно вздыхая, доели кашу все, кроме Гали. Она даже не дотронулась до миски.

Николай Викторович пересел на другое место, напротив Гали.

— Ты что? И не начинала?

Галя взглянула на него и молча опустила глаза.

— Все тебя ждут.

— Галька, давай кончай как-нибудь, — сказал Миша.

Галя только подняла одну бровь, взглянула на Мишу и вновь опустила глаза.

— Я никогда не ела, даже с изюмом, а тут эту подгорелую, — негромко, но упрямо бросила Галя.

— А ты чтó доктору обещала? — строго спросил Николай Викторович.

— Так это я про мокрые ноги, про купание, а насчет манной каши мы не договаривались.

— Будешь есть манную кашу?

— Нет, не буду.

— Ребята, придется нам подождать, пока наша Принцесса не кончит завтракать. — Николай Викторович встал. — Иду звонить в музей.