— Давайте я вам помогу, — выскочил вперед Миша.
Шофер молча отдал ему ключ, а сам полез под сиденье, достал резиновый клей, заклеил прокол. Несколько мальчиков кинулись на помощь, по очереди начали усердно накачивать отремонтированную камеру.
Танечка, Галя и Лида подошли к машине.
— Дяденька, подвезите нас, пожалуйста, мы московские туристы, сладенько запели они.
— Чего?
Это было первое услышанное нами не очень дружелюбное слово молчаливого шофера.
— Нам нужно поскорее попасть в деревню Стрелы, — умильно просили девочки.
Шофер, насупившись, стукал по крышке колеса. Наконец все было прикручено. Мальчики, гордясь своей помощью, отошли. Сейчас машина отправится дальше…
— Туристы пешком должны ходить, — угрюмо бросил шофер.
Девочки обступили его:
— Нет, нет, очень редко, но и на машине ездят.
— Ах, вот вы какие туристы! — = впервые улыбнулся шофер. — Залезайте да попроворнее.
И через полчаса машина нас доставила в Стрелы.
Избы там стояли всё больше пятистенки, с резными наличниками на окнах, с антеннами на крышах. Наш приезд взбудоражил все юное население деревни. С разных сторон бежали к нам ребятишки.
Миша очень хотел стать взрослым и, когда задавал «взрослые» вопросы, непременно заикался и все повторял: «Э-э-э!»
— Э-э-э… где у вас живут граждане Дунаевы?
— Дунаевы? Нет в Стрелах Дунаевых, — ответила подошедшая с ведрами женщина.
У меня упало сердце.
Приковыляла, опираясь на палку, старушка, желтая и вся высохшая. Она вспомнила, в соседней деревне Петрушино есть одна семья Дунаевых.
— Как же, как же, еще дядей моему свату приходится, — кряхтела и шамкала старушка. — Мы с ним на свадьбе плясали. Тому будет, тому будет… — припоминала она, — да лет, верно, шестьдесят. — Она ткнула суковатой клюкой. — Вон куда повернула дорога, версты три, не больше.
— Надеть рюкзаки! — скомандовал Гриша.
В Петрушине мы сразу отыскали высокую новую избу Дунаевых.
Подняли с палатей того самого дедушку, что в незапамятные времена плясал на свадьбе. Он вышел к нам, кашляя и опираясь на плечо шустрой, быстроногой правнучки. Было ему не менее ста лет; от старости его белая борода пожелтела, и он совсем оглох.
На богато изукрашенном резьбою крыльце начались длительные переговоры: сперва говорил девочке я, потом правнучка, обхватив руками дедову плешь, кричала старику в ухо; потом, после томительного размышления, отвечал древний представитель рода Дунаевых.
— Дед, а дед, — надрывалась правнучка, — спрашивают, как звали твою бабушку?
— А на что она им далась? — пугался дед.
Вокруг нас постепенно собралась толпа ребятишек.
Вот что мы в конце концов узнали: у деда нашего деда было три сестры. Замуж они не пошли, потому что, как выразился старик, «ходили шибко гордые»; им обязательно требовались купеческие приказчики, а от крестьянских парней они «носы ворочали». Жили сестры в горничных у одного богатого ростовского купца и хорошо знали грамоту. Потом купец умер, дом его сгорел, а сестры вернулись в Петрушино и привезли с собой — это дед тоже хорошо помнил — целый сундучок с книгами.
— Как звали купца?
— Дед, а дед, как звали купца? — кричала правнучка, тряся косами.
— Не помню.
— Спроси, не Хлебников ли? — заволновался я.
— Может, Хлебников? — теребила правнучка.
— Не помню, ох, не помню! Больно давно было.
Далее мы узнали, что… Да, собственно, ничего не узнали. Дом, где жили сестры, давно от старости развалился. А куда делись те книги, дед не помнил: он в то время в солдатах служил.
Миша подбежал к поленнице, отодрал кусок бересты и развернул ее перед носом деда.
— Э-э-э, не из таких листов были книги? — завопила девочка.
Дед долго думал, опустив лысую голову на грудь.
— Кажись, такие, а может, и не такие, — равнодушно протянул он.
— Просто издевательство какое-то! — фыркнула Лариса Примерная.
Молодой чернявый мужчина энергично раздвинул ребячьи спины и подошел к нам.
— Граждане хорошие, — заговорил он, возбужденно размахивая руками, — вы нашего дедушку совсем уморили, никакого толку от разговора с ним не получите, а обратитесь лучше к другому старичку — он и помоложе будет. Сейчас он давно на пенсии, а в первые годы революции писарем в волостном правлении работал и всю здешнюю округу назубок знает. Он вам все объяснит и все расскажет. Проживает он за пять километров отсюда, в селе Сулость. Вон на горке виднеется…
— Как его зовут? — спросил я.
— Позабыл я имя-отчество того старичка. Да вам всякий покажет, вы только спросите, где живет Трубка?
— Как — Трубка? — воскликнули мы хором и тотчас же обступили чернявого.
— Трубка у него с чайную чашку, — спокойно, не подозревая, какую важную новость нам рассказывает, отвечал тот, — и дымит он той трубкой с утра до ночи, по пачке махорки в день выкуривает.
Как неожиданно! Тот самый таинственный Трубка, обладатель рукописной книги двенадцатого века со штампом купца Хлебникова; тот Трубка, которого должны искать, правда не мы, а двадцать туристских отрядов ростовских школьников, и, оказывается, живет вон там, на горке, в том селе.
— Идти немедленно в Сулость! Нечего время терять! — предлагали одни.
— Пообедаем, а потом пойдем, — говорила Лида.
Я лично тоже был согласен с благоразумной Лидой: зачем такая спешка? Трубка нужен тем, кто ищет собрание рукописей Хлебникова, а мы ведь ищем березовые книги. Конечно, отчего же, кстати, не познакомиться с интересным стариком. Мы расспросим его и этим самым поможем Ростовскому музею, но сперва-то, конечно, нужно пообедать.