За березовыми книгами - Страница 47

К оглавлению

47

Конечно, мы понимали — жалко ему расставаться, но зато выставят его подарок на специальной полочке, напишут: пожертвовал гражданин такой-то, уроженец села Сулость, — придут экскурсанты, будут любоваться книгой и надпись прочитают…

Трубка долго колебался, вместе с нами любовно перелистывал твердые желтые страницы, наконец захлопнул свое сокровище и встал.

— Ладно, будет по-вашему, — торжественно сказал он, — поеду в город зубы лечить и захвачу с собой книгу.

Явилась хозяйка очень расстроенная: девочки — как им только не совестно! — чуть не передрались. Так много поистратили горячей воды: пришлось у соседей целую бочку занимать, а та, что в очках ходит, самая высокая, не постеснялась десять ведер вылить.

— Мне, что ли, идти порядки наводить? — привстал Николай Викторович.

— Ну, хоть по одной косе успели они вымыть? — спросил я.

— Вот вы детский врач, а, значит, не понимаете, как девочки головы моют, — еще больше рассердилась хозяйка.

— Оставьте их! Бабы сами без нас разберутся, — махнул рукой Трубка и самым подробнейшим образом стал рассказывать нам о своих семи детях: кого как звать, где кто живет, где кто работает, потом перешел к мужьям и женам детей.

Первой пришла Галя, порозовевшая, улыбающаяся. Ее кудрявые волосы взбились высоко, она напоминала льва с густою гривой.

С трудом поднялся я со стула. Хозяин, попыхивая трубкой, проводил меня спать в светелку, удивительно вкусно пахнувшую смолой. Там стояла большая кровать с бубенцами, с двумя высоко взбитыми подушками, было постелено широчайшее стеганое одеяло, сшитое из множества разноцветных лоскутков.

Я приоткрыл одеяло, увидел нежно-голубые, хрустящие простыни, тронул пальцем перину, пышную, как в тереме Владимира Красное Солнышко, быстренько разделся, нырнул в постель и утонул в перине. Не успел я ахнуть: «До чего же мне хорошо!» — как глаза мои сами собой закрылись, и я забыл все на свете…

Утром меня разбудил резкий голос Ларисы Примерной:

— Кто сегодня дежурный? Кто дежурный?

Я лежал, глубоко зарывшись в перину. От долгого сна, от блаженного ощущения мягкости и стерильной чистоты не хотелось открывать глаза.



Послышался шум и возня, кто-то крикнул:

— Какой ужас! Десять часов!

Пришлось приподнять голову.

Девочки носились по светелке, выбегали в сени.

— Будите скорее мальчишек! Будите Николая Викторовича! — слышался крик Ларисы Примерной.

Делать нечего — я сделал над собой усилие и быстро вскочил. В сенях я увидел красного, взъерошенного Ленечку. Сегодня он был ответственным дежурным. Девочки обступили его, трясли ладонями перед его носом и стыдили виновника:

— Нам простительно! Мы в два часа ночи легли! А ты, ты!..

Весь поход ребята таскали с собой будильник. Ответственный дежурный, чтобы успеть приготовить завтрак, заводил его на час раньше общего подъема и клал перед сном возле себя.

Ленечка добросовестно завел с вечера будильник, да, да — честное пионерское — завел, но утром не услышал его звона.

Николай Викторович подозвал Гришу, пошептался с ним.

Гриша приказал немедленно всем построиться.

Все встали в ряд. Гриша вышел вперед. После бани его русый и пушистый чубчик поднялся кверху, как петушиный гребешок.

— Пять минут на сборы! — отчеканил командир отряда и оглянулся на Николая Викторовича, стоявшего сзади него со скрещенными на груди руками. — Сегодня завтракать не будем, — добавил Гриша, и голос его чуть дрогнул.

Словно пчелы в потревоженном улье, зажужжали ребята.

— Да куда вы? Я же тесто поставила! — всполошилась хозяйка. — Ну хоть молока парного попейте.

— Нельзя, — вздохнул я, — видите, проспали.

А я так любил парное молоко!

— У них, мать, порядки, смотри, как в армии, — произнес Трубка, раскуривая трубку.

Мы попрощались, крикнули «спасибо», надели рюкзаки и пошли.

Глава восемнадцатая
Снова «битвы в пути»

Нам предстояло переправиться через Которосль. Это была единственная река, вытекающая из озера Неро, широкая и тихая, с низкими берегами, заросшими ольховником.

В лодке могло одновременно поместиться не более шести человек.

Дедушка-перевозчик с радостью отдал нам весла:

— Сами управитесь, — и сел на солнышке наблюдать.

По-настоящему грести умел один Николай Викторович, а остальные…

— Сапожники вы! — крикнул Николай Викторович Грише и Васе и занял должность перевозчика.

Посовещавшись с Гришей, он сжалился над нами и в первой партии перевез дежурных, чтобы организовать завтрак.

Ленечку с должности ответственного дежурного сняли. «В виду его крайней бестолковости» — так Таня записала в дневник. Костровым и кашеваром он тоже не годился. Ладно, пусть хоть картошку чистит и посуду моет.

Кто переехал, тут же бежал на недалекий пляж купаться и загорать на солнышке. А я облюбовал себе местечко под кустиком и сел писать Тычинке большое, обстоятельное письмо-доклад. Запечатанный конверт я отдал перевозчику.

Николай Викторович показал нам на карте косую карандашную линию, соединяющую синюю петельку реки Которосли с кружочком «Курба».

— А теперь смотрите, — пытался он нам объяснить, — я направляю компас — линия азимута попала на ту елку. Так и пойдем — всё прямо и прямо, не разбирая дороги. — Он передал компас Грише. — На, иди по азимуту триста пятьдесят пять!

Дошли до елки, снова навели компас по тому же азимуту. Пока наша прямая пересекала свежескошенный луг, мы шли очень быстро; по картофельному полю пришлось двигаться медленнее, «волчьим шагом», то есть след в след, чтобы не топтать ботву.

47