За березовыми книгами - Страница 8
8
— Ура-а-а! Поехали!
Родители замахали руками и платочками, побежали вдоль поезда, но скоро отстали.
— Все! Уф! — Николай Викторович в полном изнеможении сел на скамью. — Теперь можно отдохнуть. Вася, дай полевую сумку.
Он взял у Васи сумку и показал мне большой разноцветный бланк с печатями. Это был наш путевой лист. Я прочел: «Цель похода — поиски старинных рукописей. Руководитель похода — Николай Викторович… Научный консультант…» Ого! Это я — научный консультант. Ниже был список всех ребят; фамилию бедной Гали кто-то зачеркнул жирной синей чертой.
Против меня села Лариса Примерная и вынула тетрадку. Оказывается, ей поручено было вести дневник похода с самого начала и до самого конца. Штаб ее освободил от всех дежурств.
— А почему ты одна будешь вести дневник, а не все по очереди?
Лариса молча пожала плечами, и я догадался — это пожатие означало: «Неужели вы не понимаете, что лучше меня никто не сможет выполнить такую ответственную задачу?»
Подошла Танечка:
— Я хочу посоветоваться с доктором.
Лариса поморщилась, но уступила место. Танечка мягко, по-кошачьему подсела ко мне, открыла санитарную сумку и начала вынимать по очереди все, что ей надавал школьный врач. Тут был и жгут для остановки кровотечения, пузырь для горячей воды, индивидуальные пакеты, бинты двойной и тройной ширины, скальпель, пинцет, шприц, множество пузырьков и пакетов с лекарствами… Танечка увлеченно показывала, вскидывая на меня свои большие черные глаза.
Поезд начал тормозить.
— Первая остановка! Сейчас будет первая остановка! — загремел Миша и побежал через весь вагон.
Все тотчас же вскочили и побежали в тамбур. Только один самый маленький и щупленький мальчик, Ленечка, остался сидеть, аккуратно держа ладошки на коленях. Он читал «Капитан Сорвиголова».
Сразу наступила тишина.
— Слава те господи! Угомонились! — облегченно вздохнула в углу старушка в пестрой шали.
Николай Викторович сел против меня.
— Смотрите, они просто кипят весельем. И ведь ни один не вспомнит о Гале. Я думал, она провожать нас придет. Не пришла, видно, с утра уткнулась в подушку…
Поезд остановился.
— Ура-а-а! Ура-а-а! — заорали ребята, столпившись в тамбуре.
— Безобразники, право слово! — рассердилась какая-то женщина.
Она вошла в вагон только сейчас и с трудом пробралась с двумя чемоданами сквозь толпу ребят.
— Пойти навести порядок, что ли? — Николай Викторович было привстал, но раздумал, махнул рукой и остался сидеть. — Ладно, пусть лучше в тамбуре беснуются, чем в вагоне.
Мы с ним потихоньку задремали…
Нас разбудили бесцеремонные мальчишки. Они притащили какой-то большой коричневый рюкзак, вспрыгнули на скамейку, скинули несколько рюкзаков, а этот, коричневый, сунули под самый низ на сетку, заложили его сверху остальными вещами и вновь с хохотом выбежали в тамбур. Оттуда опять послышались приглушенные крики и смех.
— Кто тут старший над этими туристами? — Грозное предупреждение железнодорожника снова заставило нас открыть глаза.
— Я старший, — поднялся Николай Викторович. — А что такое?
— А то, что пассажиры жалуются!
Николай Викторович вскочил, выбежал в тамбур…
И вдруг воцарилась полная тишина, такая, как в лесу перед грозой…
Николай Викторович быстро вернулся в вагон; он вел за собой…
— Не может быть! — невольно вырвалось у меня.
Николай Викторович тащил за руку… Галю.
Ленечка, сидевший против меня, выронил книжку и разинул рот. Кажется, я тоже открыл рот почти так же широко, как Ленечка.
Николай Викторович с силой взял Галю за плечи и поставил ее в проходе между скамейками. Сам он встал напротив нее, скрестив руки на груди. Он глядел на Галю в упор, и Галя глядела на него также в упор. Эта кудрявая тринадцатилетняя девчонка, не моргая, выдержала взгляд своего пионервожатого.
В полном молчании ребята столпились вокруг и ждали, что будет. Все пассажиры, не понимая, что происходит, с любопытством глядели на Николая Викторовича и на Галю.
Галя была одета в такие же, как и мы, синие шаровары и куртку, обута в такие же белые кеды. Она первой начала говорить, слова произносила медленно, с расстановкой, но без запинки. Одновременно она протянула Николаю Викторовичу конверт и деньги.
— Вот вам от мамы письмо, а вот вам десять рублей семьдесят копеек. Десять — это мама передает, а семьдесят копеек я сама накопила.
Николай Викторович по-прежнему стоял, скрестив руки на груди, и по-прежнему молчал.
— Я с мамой до первой остановки на электричке проехала, а потом меня мама к вам в вагон посадила. А в моем рюкзаке килограмм колбасы ветчинно-рубленой, очень хорошей… А где мой рюкзак? — Галя вдруг спохватилась, беспокойно оглядела ребят.
— Цел, цел твой рюкзак, — шепнул Миша.
Невыносимое молчание Николая Викторовича длилось уже несколько минут.
— А как же Галя сюда попала? Значит, она тоже пойдет с нами в поход? — вдруг выскочил Ленечка.
Гриша щелкнул его по носу.
Николай Викторович все еще удручающе молчал. Наконец, не говоря ни слова, он протянул руку, взял от Гали письмо. Она хотела передать ему деньги… Он отмахнулся, будто от горящих углей, и начал читать письмо про себя, потом молча передал листок мне.
Я прочел:
...«Дорогой Николай Викторович, простите, пожалуйста, но иначе я не могла поступить. Вера Ильинична меня не хочет и слушать, а я убеждена, что ваше замечательное путешествие послужит только на пользу моей дочери. Никогда она ничем особенным не болела. Если бы вы знали, как безумно она хочет идти в поход! Посылаю с ней…»
- Предыдущая
- 8 / 59
- Следующая